Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы] - Михаил Колесов

До начала «купального сезона», до 15 мая, Кузьмич весь месяц гонял нас, матросов, как «салаг». Сначала мы зачистили и покрасили наши четыре «яла», что оказалось делом совсем нелегким. Затем начались тренировки «на воде». Мы выходили на веслах на «траверз» Артека или Ай — Даниля, и там далеко от берега сдавали «нормы» по плаванию на дистанцию, нырянию с маской, «поиску» на дне, транспортировке «утопленника» и пр. Экзамены принимал начальник станции с сопровождавшего катера, на котором, «на всякий случай», находились водолаз и наш врач–женщина. Заключительным экзаменом был многокилометровый поход на шлюпках в Никиту и обратно. Было трудно, но интересно…

Подняв голову из лодки и посмотрев на часы, висевшие на павильоне соседнего санаторского пляжа, я решил, что пора собираться «домой». Я увидел, как Генка, который дежурил на «ближнем» городском пляже, уже направился к станции. Мне же, поскольку мой пляж считался «диким», предстояло подойти к берегу и собрать оставленные у кромки воды деревянные «лежаки». Было ясно, что ночью будет небольшой шторм. Вытянув лодку на берег, я начал оттаскивать к опорной стене «лежаки». Людей на пляже уже почти не было. Это был тот самый «мертвый час», когда отдыхающие, намучившись весь день под палящим солнцем, отправлялись по «квартирам», чтобы отдохнуть и перекусить, прежде чем вечером вновь спуститься на гурзуфскую набережную.

Подбирая очередной «лежак», я увидел на нем аккуратно сложенную мужскую одежду. Осмотрев внимательно море, я не заметил ни одной головы над водой. На берегу невдалеке сидела супружеская пара с девочкой. Я подошел к ним и спросил:

— Вы не видели здесь недалеко от вас мужчину?

— Нет, — небрежно ответил солидный глава семейства. — Мы здесь давно и никого не видели.

— Да нет, — встряла женщина, — я видела, как какой–то мужчина заходил в воду. Но я не видела, когда он вышел.

— Он не выходил, — категорически заявила их дочь, явно дошкольного возраста.

Мне стало не по себе. Я выскочил наверх на набережную. Она фактически была пустынна, где–то вдалеке удалялись несколько человек.

Я вернулся на пляж, быстро оттолкнул лодку от берега и выгреб на линию заградительных буйков. Достав ракетницу и зарядив ее, я выстрелил вверх. Это был сигнал, что у меня «происшествие». Это, действительно, было ЧП. Если человек утонул среди «бела дня» в моей «зоне ответственности», меня ждали, мягко говоря, «большие неприятности». Как только я увидел, что над станцией был поднят черный флаг, означавший тревогу, и от причала отошел наш катер, я надел маску и бросился в воду.

Подо мной было метров восемь–десять. Я быстро достиг дна и огляделся. Из–за волнения моря дно просматривалось плохо. Ничего подозрительного не заметив, я оттолкнулся от дна и… понял, что «опоздал». Ныряя с ластами, привыкаешь к тому, что у тебя несколько больший запас времени на всплытие, чем обычно. На этот раз я нырнул без ласт, без которых мой подъем был слишком медленным из–за привязанного на мне «свинцового» пояса (для быстрого погружения и передвижения по дну). Но «дергаться» было нельзя… Когда мне уже казалось, что «все», легкие мои разорвутся, я пулей вылетел из воды. Схватившись за борт своей лодки, я несколько секунд не мог сказать ни слова.

— Что у тебя случилось? — спросил с подошедшего катера наш водолаз Толя Скрипка.

В катере были моторист Иван, врач Наталья Ивановна и Генка.

— У меня утопленник, — сказал я, влезая в лодку.

И рассказал, что случилось.

Пока я рассказывал, Толя надел акваланг и, прежде чем надеть маску, спросил:

— Где он, твой утопленник?

— Откуда я знаю, — ответил я. — Я его не видел.

Толя выругался и прыгнул в воду.

Поиски длились долго. Толя выныривал и возвращался вновь на дно. Катер следовал за ним. Моя лодка держалась рядом. Все молчали, понимая, что будет, если мы этого «утопленника» не найдем. Наконец Толя устал и вылез на катер:

— Все! На сегодня все. На дне уже темно. Продолжим завтра.

— Ты иди на берег, забери одежду, — сказала мне Иван. — Мы возвращаемся на станцию.

— Я с тобой.

Это Генка, понимая мое состояние, перебрался с катера ко мне в лодку. Мы пошли к берегу. Прибой уже усиливался. Поэтому Генка остался в лодке на веслах, а я, спрыгнув в воду, вышел на пляж. На пляже не было ни души, кроме одного мужика, который сидел на «лежаке» и задумчиво смотрел вдаль. Одежды там, где я ее оставил, не было. Я выругал себя за то, что не забрал ее сразу, и подошел к мужику, который явно был местный и, на первый взгляд, показался мне знакомым.

— Что вы там делаете? — спросил он меня, показывая на разворачивавшийся катер.

— Утопленника ищем, — удрученно ответил я.

— Надо же, — удивился мужчина. — А я думал, у вас учения.

Разговаривать с ним у меня не было никакого желания. Да и Генка болтался на волнах, с трудом удерживая лодку у берега. Я уже повернулся к нему и махнул рукой, что бы он подошел поближе. Но вдруг я почему–то спросил:

— Скажите, пожалуйста, вы не видели здесь мужскую одежду?!

Но как только я произнес эти слова, я понял, почему мне этот мужик показался знакомым. На нем была та самая одежда «утопленника»!

— Какую одежду? — спросил мужчина. — Здесь никакой другой одежды, кроме моей не было.

Так! У меня в голове, похоже, от перенесенных волнений заклинило. Я стал соображать как–то странно: «Если этот мужик надел одежду «утопленника», то где его собственная одежда? Не мог же он прийти на пляж голым!».

— Стоп, дядя, — я перешел неожиданно на «ты». — Ты сказал, что это была «твоя» одежда?

— Ну, — мужик уже насторожился. — А чья же еще? Я что, свою одежду не узнаю?

Я почувствовал, что от него несет дешевым портвейном.

— Так, где же ты был все это время? — уже закипая, спросил я.

— Как где? На городском пляже. Пошел на набережную выпить «сухого» у «бочки» и встретил приятеля. Ну, и потом мы пошли с ним на городской пляж…и я там поспал. Когда проснулся, рядом уже никого не было. Друг, наверное, ушел. Ну, а я пришел сюда. Я же помню, где я оставил свою одежду. А что ты ко мне пристал? — вдруг возмутился он.

— Ну, дядя, ты и даешь, — только и смог сказать я.

«Спасение утопающих — дело самих утопающих», — вспомнил я, когда забирался в лодку.

«Профессор»

Строгальный станок работает монотонно. Вперед — назад, вперед — назад. Шум от работающих станков гасит огромное пространство механического цеха, который площадью с футбольное поле и высотой с пятиэтажный дом. На верху на крыше окна открыты, точнее, во многих уже давно отсутствуют стекла. В дневные смены под крышей ходит большой подъемный кран. Сейчас он стоит, нависая над головами как огромный самолет. Железные ворота цеха в ночную смену закрыты. Поэтому обычного днем сквозняка сейчас в цеху нет. На улице заканчивается декабрь, но в рабочей телогрейке сравнительно тепло. Только мерзнут ноги в кирзовых ботинках на цементном полу.

Идет четвертый час ночи — самый тяжелый час третьей смены. Именно в это время страшно хочется спать. Бороться с накатывающимся волнами сном невероятно трудно. Кажется, еще несколько минут, и ты упадешь на станок. Но останавливать работу станка нельзя — это серьезное нарушение трудовой дисциплины.

— Иди в раздевалку, поспи пятнадцать минут. Я посмотрю за твоим станком. А то ты сейчас упадешь. Опять днем не выспался!

Это — Валера. Он работает рядом на фрезерном станке. Он мой ровесник и на заводе уже второй год после школы. Но, глядя на него, этого не скажешь. Валера — типичный «очкарик». Он действительно носит очки. Сухопарый, высокий, поэтому несколько неуклюжий, он похож на молодого учителя младших классов. В школе он, наверное, был бы отличником, если не его постоянно менявшиеся увлечения. Чем он только не увлекался! Сейчас Валера мечтает стать архитектором. Он знает об архитектуре все, что можно было прочитать в книгах. Он постоянно мне рассказывает о знаменитых архитекторах мира, об архитектурных стилях, об известных памятниках. Попутно речь заходит о скульптуре, о живописи и прочее. Я об этом слышу впервые в своей жизни. Но все–таки беру реванш в том, что касается литературы и истории. Из–за наших постоянных разговоров на работе, нас в бригаде прозвали «Архитектор» и «Профессор»: «Архитектор» — это Валера, «Профессор» — это я…

Но сейчас смертельно хочется спать.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Сейчас установлю новую болванку, поменяю резец и поставлю таймер на самый «малый», как раз на пятнадцать минут. Ну, в общем, ты знаешь. Потом я сменю тебя.

— Иди, иди, — говорит Валера, — не беспокойся. Не первый раз. Если бригадир спросит, скажу, что ты выскочил в туалет. Иди, я тебя разбужу.

Стараясь не обращать внимание работающих у своих станков, я проскальзываю в раздевалку. Здесь вдоль стен в два ряда стоят узкие железные шкафы. Тусклая лампочка, свисающая с потолка, слабо освещает помещение. Здесь мы с Валерой оборудовали «лежанку» в непросматриваемом снизу пространстве между шкафами и потолком. Фокус заключался в том, что туда физически невозможно было забраться. Мы же использовали обычную рабочую табуретку, к которой привязывали веревку. Встав на табуретку, я на руках подтягиваюсь на шкаф. Потом, когда забираюсь наверх, я поднимаю на веревке табуретку. Теперь никто не догадается, что наверху кто–то может быть. Затем табуретка будет использована для спуска и без веревки отправится в туалет.